Читать интересную книгу На изломе. Роман и повесть - Александр Гусаров

В очередной раз Женя встал к тумбочке поздней ночью. Рота крепко спала. Он прошел мимо мирно посапывающих товарищей с лёгкой завистью. Как же хотелось забраться под одеяло, прижать голову к жесткой подушке и спать, спать….

Постояв у тумбочки, он ещё раз прошёлся по направлению к рядам курсантских кроватей. Но соблазн завалиться в тёплую постель был слишком велик и он вернулся. У доски документации Женя в очередной раз бездумно пробежал строчки обязанностей лиц суточного наряда и подошёл к окну. За ним царила подаренная природой тишина, лишь иногда через открытую форточку доносился шорох ведущих на своём языке беседу листьев. Ветер налетал на кроны деревьев, заставляя шевелиться. Поначалу они замирали, казалось, будто набирали полную грудь воздуха, а потом, трепеща листвой с шумом выдыхали. Временами они шумели ещё сильнее, словно о чём-то с возмущением рассуждали.

Находиться в одиночестве становилось жутковато. Второй дневальный Гриша Яковлев упал между матами в спортзале и уснул. По воле всё того же жребия для дежурства им выпало время, когда больше всего хочется спать. В эти минуты он мог точно сказать, почему сон называют сладким: как же было бы сейчас приятно сомкнуть веки. И они у него неожиданно сомкнулись, и он на несколько секунд отключился. Евгений тут же с усилием открыл глаза и бодро передёрнул плечами. Нет, уснуть никак нельзя сотни товарищей доверили ему свои жизни.

Часы с круглым белым циферблатом висели у него над головой и размерено постукивали. Он как можно реже старается смотреть на них, чтобы не видеть почти не подвижные стрелки. Чем чаще Женя поднимает глаза на циферблат и отмечает время, остававшееся до смены, тем медленнее оно идёт, но его всё равно что-то так и тянет поднять голову и посмотреть на часы снова и снова.

Читать он даже не пытается, какой-бы интересной не была книга, заснуть можно прямо за ней всего за мгновение. Впрочем, пока нет офицеров, у него есть возможность походить по коридору, посидеть на табурете, спрятанном за дверью, ведущей в спальное расположение. А каково сейчас ребятам в карауле? Особенно на посту у Боевого Знамени. Там с автоматом надо простоять два часа неподвижно, можно лишь ослабить правую или левую ногу. И так через каждые четыре часа в течение суток. Поговаривают, что отчаянные головы умудряются спать с открытыми глазами. Женя приваливается к стене и пробует заснуть, не закрывая глаза. Ничего у него не получается. «Врут, наверное», – подумал он и чтобы уйти от наваливавшейся на веки свинцовой усталости стал вспоминать что-нибудь смешное.

Прошлым летом на учениях они решили напугать стоявшего на посту у палатки с продуктами Юрасова Андрея. Ребята называли его Юр. Позиции курсантского батальона проходили по берегу узкой речушки. Почва оказалась песчаной, и они довольно быстро выкопали окопы в полный рост. Подступала темнота. Звёзды в эту ночь не пленяли сердца лирикой, из-за сплошных облаков их попросту не было видно. Тьма была полная, с трудом можно было различить фигуры людей, точнее их силуэты. Витя Хаустов спал в окопе. Как дежурный пулемётчик он то и дело строчил холостыми в сторону другого курсантского батальона, занявшего позиции на противоположной стороне реки. Его рука выглядывала из окопа, указательный палец находил спусковой крючок пулемета, что стоял на бруствере, после чего следовала очередь ярких вспышек, сопровождаемая характерными для выстрелов звуками, и снова наступала тьма. Порою взлетали сигнальные ракеты, те тоже ненадолго вносили разнообразие в кромешную мглу. Так продолжалось несколько часов. И вдруг вышла ясная луна. Стало как-то спокойнее пусть и таинственнее. И звёзды, звёзды заискрились, рассыпавшись в недосягаемой глубине, навевая мысли о тайнах мироздания.

Улавливая моменты, когда луна скрывалась за тучки, Женя и Володя Каширин растянув плащ-накидку как сеть, двинулись к посту возле продуктовой палатки. И вот неожиданно они возникли из темноты напротив Андрея. Часовому у палатки боеприпасы не выдавались, но Юр действовал строго по уставу. Родом он был с берегов Волги и слова произносил с выговором на «о». Он звонко крикнул двигавшемуся на него чему-то черному и большому: «СтОй! КтО идёт?!». Не придавая никакого значения грозному окрику, ребята широкой тенью продолжали неумолимо надвигаться. «СтОй стрелять буду!», – громко повторил очередную команду Юр и передёрнул затвор незаряженного автомата. Продолжая видеть перед собою двигавшуюся на него тень, он начал отступать к палатке. Внезапно споткнувшись на ровном месте, он упал. Храбрость оставила Андрея и он жалобно закричал: «Чиряй! РОбяты, у меня чиряй!». Володя и Женя давясь от смеха накинули на него плащ-накидку. Юр под ней сжался в комочек и затих, а они резко сдёрнули накидку и канули с ней в темноте.

Едва солнце выглянуло из-за сопок и первыми тёплыми лучами обожгло заискрившуюся росу, они пошли проведать Андрея. Тот уже сменился. Когда они повинились ему в ночной выходке, Юр нахмурил своё добродушное круглое лицо и обиженно засопел. Но о том чтобы открыться, что он перепугался, не могло быть и речи.

Женя поднимает голову и смотрит на часы. До смены осталось пятнадцать минут. Последние минуты проходят на удивление быстро. Он идёт в расположение будить смену. Растолкал Мишу Колесникова и, убедившись, что тот проснулся, рассказал ему про дремавшего между спортивными матами Яковлева и пошёл к своей кровати. Едва голова коснулась подушки, он тотчас впал в забытье.

Под конец несения службы Женя буквально валится с ног. Больше из-за того, что по жребию ему досталось отвечать за порядок в спортзале. Часа за два до сдачи он усердно начинает тягать по спортзалу так называемую «машку» – приспособление в виде швабры с широкой доской, обитой снизу кусками старых одеял или шинелей. Для лучшего сцепления с поверхностью сверху на ней лежали танковые траки и съёмные диски от штанги. Женя возит по покрытому специальной мастикой полу своё орудие до такого состояния, чтобы посмотревшись в слегка красноватую надраенную поверхность, можно было увидеть своё собственное отражение.

Но сразу после смены и сдачи наряда Женя чувствует в себе прилив сил и энергии. Так часто бывает, порой ещё и в наряд не заступишь, а едва на вечерней поверке выкрикнут твою фамилию, как тело до самых кончиков пальцев уже наполняется томительной усталостью, веки наливаются свинцом и голова готова закружиться в предчувствии бессонной ночи и тяжелого труда. Перед глазами в мгновение пробегают служебные процедуры от развода до самой смены. А вот когда последние минуты наряда позади, приходит долгожданное облегчение, словно тяжёлый груз падает с плеч и дышится сразу легче.

В расположении его поджидает Каширин.

– Сдал наряд, – осведомился он.

– Сдал.

– Всё нормально? Кто принял?

– Федосов. Всё нормально. Устал немного.

– Женя, ты мне сегодня нужен.

– Что ты задумал? – уставился на него Евгений.

– Я познакомился с двумя симпатичными подружками. Девчонки класс – как раз в твоём вкусе, – уверенно продолжал Каширин, – ножки у них обалденные. Дома печенье, варенье конфеты. Ты как? Не сходишь со мной?

Женя с облегчением вздохнул: предложение Каширина, кажется, не предвещало ничего плохого, учитывая возможность хотя бы на некоторое время почувствовать домашнее тепло.

– Можно сходить.

Обрадованный Володя проговорил:

– Давай тогда после ужина сразу к ним. Ты увольнительную взял?

– Взял.

В курсантской столовой в дни увольнения народу было немного. Местные старались быстрее уйти домой и на ужин не оставались. Те, кто завёл девчонок тоже. Когда-то почти все курсанты дни и ночи сидели за учебниками и, многим на что-то большее не хватало времени. Ещё не научившись быстро выполнять работы по наведению порядка на территории и в казарме, следить за своим внешним видом, укладываться в нормативы по физической подготовке кое-кто даже отказывался от выхода в город, чтобы поспать часок другой. «Без вины виноватые», – такая фраза иногда звучала в адрес первокурсников. Достаточно припомнить наряды по столовой, когда один вид нескольких тысяч тарелок, мисок, бачков заполнявших после обеда прямоугольную отдававшую сыростью посудомоечную комнату с двумя большими ваннами сразу же вызывал полуобморочное состояние, ведь их надо было вымыть до ужина четырём курсантам. Гражданскому лицу, случайно заглянувшему к ним, всё это могло бы показаться страшным сном. К этому можно добавить многочисленные мешки наполненные картофелем, которые предстояло почистить за ночь вдесятером и погрузку двухсотлитровых металлических бочек, наполненных жидкими пищевыми отходами. Поднимали бочки на руках в бортовой ГАЗ – 66, и бывало, что они опрокидывались на головы. Зрелище было не из приятных. Много ещё чего случалось.… Но шло время и такие истины как: «не спеши выполнить один приказ, потому что обязательно последует другой его отменяющий», «всякая кривая вокруг начальства всегда короче прямой проходящей рядом с ним» с каждым днём службы и учёбы подтверждались на собственном опыте. У наряда по столовой имелось и неоспоримое преимущество. Можно было наесться, что говориться «от пуза» и ещё одна истина о том, что «до обеда курсант борется с голодом, а после обеда со сном» на время этого наряда своей сущности не оправдывала.